Петр 2 альтернативный - Страница 26

- Как мы относимся к Польше, как поляки относятся к нам. Какие выгоды есть у нас в Ржечи Посполитой и какой вред мы можем понести?

- Постараюсь говорить яснее, Петр Алексеевич, но задавай вопросы, если что-то покажется непонятным. Польша для России самый крупный и самый беспокойный сосед. Половина работы коллегии чужестранных дел, в которой я состою вице-канцлером, связано с польскими делами. При всей своей величине Польша слаба и несамостоятельна сейчас. И для нас это выгодно, так как пока поляки разобщены - основная угроза в набегах буйных шляхтичей на приграничные наши селения. Королем в Польше сейчас Август Саксонский, но все соседние державы имеют влияние на польских магнатов, Сейм шляхты и на самого короля. Дело в том, что саксонская династия не слишком крепко сидит на троне. Август уже не молод и в случае его смерти непонятно, кто станет его приемником. Сам он хочет, чтобы это был его законный сын, тоже Август. Но короля в Польше избирает сейм в Гродно. А большинство поляков не любят нас и немцев и, дай им волю, - выбрали бы Станислава Лещинского, которого когда-то королем поставили шведы, а сейчас он породнился с Людовиком французским, выдав за него свою дочь. Ни нам, ни австрийцам Лещинский на польском троне не нужен, но Вена не хочет также помогать саксонцам.

- Почему?

- Август очень коварный союзник. Когда-то во время нашей войны со шведами он тайно вел переговоры с Карлом XII. Сейчас он смотрит в сторону Франции, рассчитывая поправить свои финансовые дела, а ведь французы главный противник австрийцев! О супружеской неверности Августа ходят легенды, говорят о сотнях его бастардах. Таков он и в политике! Поэтому австрийцы ему не доверяют и настаивают об избрании наследника польского трона из древней королевской династии Пястов.

- А что выгодно нам?

- Мы поддерживаем цесарцев. Нам выгоден союз с ними, так как он помогает и против недругов наших в Польше и против Турции. Ну и мы против Лещинского, который наш враг.

- Понятно. А что насчет Курляндии?

- Это небольшое герцогство между нами и поляками. Южнее Риги. Формально оно входит в состав Польши, но нам выгодна автономия герцогства. Сейчас там правит твоя тетка Анна Иоанновна, вдова прежнего герцога. Уже несколько лет идет борьба за то, кто станет герцогом курляндским. Август пытается посадить в Митаве своего внебрачного сына Морица, Сейм пытается ликвидировать автономию герцогства вообще, ну а мы не даем сделать ни то ни другое и поддерживаем статус-кво.

- Чем плох Мориц Саксонский?

- Тем, что он служит Франции. Это способный военачальник, но в европейской политике сейчас у нас враждебные отношения с французами. Они интригуют против нас в Польше, Турции и Стокгольме. Поэтому появление лояльного Бурбонам правителя у наших границ не желательно.

- Почему Франция так плохо к нам относится? Мы вроде далеко от них и ничем не угрожали Парижу?

- Тут все дело в противостоянии двух сильнейших держав Европы - империи и Франции. Они воюют между собой много сотен лет и в этой войне постоянно ищут союзников. Вот, например, с кем будет Польша, зависит от того, кто будет королем. Или Турция - такой же постоянный враг цезаря, как и Франция, а в политике враг моего врага становится мои другом. А еще немецкие курфюрсты, за их лояльность борются и французы и австрийцы.

- Разве курфюрсты не входят в империю цесарскую?

- Входят, но немецкие князья практически независимы в своей политике от воли цезаря. Среди них есть король Прусский, во всем соперник Вены. Или курфюрст Ганноверский Георг - он теперь английский король и глава враждебного австрийцам и испанцам союза, который и называют ганноверским. А есть еще Баварский герцог и герцоги помельче. Все они рьяно защищают свои свободы и при случае легко объединятся против того же цезаря. Во всем этом непросто разобраться, но по многим причинам нам выгоднее быть на стороне империи, а не французского короля. И это понимают в Вене и Париже тоже. Вот недавний пример - Пруссию убедили вступить в Ганноверский союз, но как только Фридрих-Вильгельм узнал, что Россия в союзе с Веной - тут же переметнулся на другую сторону. Ну и позиция Польши без нашего влияния не была бы определенно проимперской. На некоторое время наша беседа прервалась, пока перебирались по шаткому мосту через небольшую речушку. Когда конь Остермана пошел рядом с моим, я задал очередной вопрос.

- Как ты относишься к войне, Андрей Иванович?

- Я всего лишь вице-канцлер, занимаюсь дипломатией. Объявлять войну можешь только ты, а мое дело - помочь потом заключить выгодный мир.

- И всё же, одобряешь ли ты войну, гибель солдат и разорение населения?

- Я одобряю все, что идет на пользу твоей державе, Петр Алексеевич.

- Понятно. Если будет возможность выбора, с кем воевать нам сейчас выгоднее всего?

- Сейчас нам выгоднее всего мир. Война разоряет не только побежденного. Содержать такую большую армию, как у нас и в мирные дни не просто. А начнутся боевые действия, и наша пустая казна превратится в пыль.

- А как же новые присоединенные земли, новые подданные? Вот, например мой дед присоединил Ингерманландию и его называют теперь Великим. Не за военные ли победы?

- Петр Алексеевич был великим государем, но не только на поле брани. Он строил города, обучал людей, он преобразил Россию. Войны - это лишь часть деяний твоего деда, Государь.

Остерман умел всегда витиеватыми речами уйти от ответа. Поэтому я не стал настаивать на выяснении его отношения к бедам войны. Тем более он был абсолютно прав - принимать решение о начале войны придется мне, как и нести ответственность за её исход. Война же была мне нужна. Война победоносная и быстрая, блицкриг. Победа могла помочь мне укрепить отношения с гвардией, армией и дворянством в целом. Но сама мысль проливать кровь ради абстрактных выгод казалась мне противоестественной. Точнее той половине моего я, что пришла из XXI века. Петр Романов к войне относился иначе, мечтая о военных победах, подобных тем, что одержал его дед. Самой интересной целью был выход к южным морям. Огромные территории плодородных степей Северного Причерноморья стояли пустыми. Постоянная угроза набегов татар из Крыма вынуждала держать на юге большую армию. И, наконец, России требовался выход в Средиземноморье, что усложняло задачу. Нужно было оторвать у Османского султаната изрядный кусок территории и сохранить при этом с ними рабочие отношения, чтобы наши торговые корабли могли свободно проходить Босфор и Дарданеллы, а купцы торговать в османских городах. Задача была по силам русской армии уже сейчас. Нужно только решить вопрос со снабжением войск и санитарией, так как из истории я помнил что в ближайшей русско-турецкой войне главным врагом победоносной армии Миниха были эпидемии. Займет это минимум год и начинать придется не раньше осени, когда власть императора достаточно укрепится. Ждать войны восемь лет, пока персы достаточно окрепнут чтобы разгромить вторгшихся на их земли турков (так было в истории Игоря Семенова), я не стану.