Через некоторое время я покинул собрание и добрался до своей комнаты. Сел за стол и неудобным пером написал небольшое письмо. Запечатал и попросил Лопухина передать его Остерману. В письме написал предупреждение бискупу любекскому о том, что в ближайшие десять дней ему нельзя сходить на берег, если он не хочет заразиться оспой. В записке для Остермана, приложенной к письму, просил его переписать моё письмо, исправив грамматические ошибки и передать его адресату. Через некоторое время мой воспитатель и вице-канцлер по совместительству появился сам.
- Как ты себя чувствуешь, Петр Алексеевич?
- Благодарю, Андрей Иванович, хорошо.
- Вы уверены насчет того что написано бискупу?
- Нет. Не уверен. Но если случиться так, а я ничего не сделал чтобы предотвратить это - на мне будет грех.
- Но откуда такие сведения, Государь?
- Предчувствие у меня такое, Андрей Иванович.
- Ты стал верить предчувствиям, Петр Алексеевич?
- Иногда. Только не говорите никому, а то засмеют.
- Никто не посмеет, Ваше императорское величество, и все же...
- Отлично. Я рад, что ты мне поможешь, барон.
После ухода Остермана пожаловал сам Светлейший князь, хозяин этого дома и всей России на данный момент. Выглядел он довольным и еще радостно поздравил меня с воцарением на престол. Я как можно радушнее поздравил его тоже и предложил присвоить ему титул генералиссимуса. Мне на жалко, так как и без меня бы решили то же самое. Но Меншиков впечатлился, даже осекся. Взволнованно поклонился
- Благодарю тебя, Государь!
- Не о чем, Александр Данилович! Если бы не ты, то императрицей сейчас бы была Анна Петровна!
- Трон твой по праву, Петр Алексеевич!
- Я знаю. Еще у меня просьба - подыщи достойных людей для двора моей сестры.
Раз уж в моей истории он своего сына втиснул в обер-камергеры к Наташе, сделаем вид что это моя инициатива.
- Ты читаешь мои мысли, Государь! Сделаю непременно!
Я поколебался, говорить ли ему о моем нежелании жениться на его дочери. Решил что не время.
Вновь выбравшись из тишины своего кабинета прошелся по комнатам и залам дворца. Как обычно бывает во время долгой пьянки - народ начинает разбиваться на группы. Этому способствовала величина дворца и обилие уединенных уголков, где можно посплетничать, обсудить какие-то вопросы, поиграть в карты или бильярд на деньги или просто выпить в своей компании.
В одной из комнат расположилась петербургская богема, центром которой была Елизавета Петровна. Рядом с нею семнадцатилетний модник Семен Нарышкин, большой любитель юных девиц лейб-медик Лесток, камергер, а по слухам даже любовник тетки Александр Бутурлин, камер-юнкеры Воронцов и Петр Шувалов, а также бойкая девица Мавра Шепелева.
- Иди Петя к нам! Мавруша анекдоты рассказывает! - позвала меня Елизавета.
Шепелева в это время уже была одной из самых известных сплетниц, а лет через пятнадцать прославилась титулом 'чесащицы пяток' императрицы Елизаветы Петровны. В этот раз она рассказывала историю взаимоотношений при курляндском дворе Анны Иоанновны. Любовником герцогини до последнего времени был обергофмейстер Петр Бестужев, но недавно они не поладили о чем-то с Меншиковым. Быть бы Бестужеву сейчас под арестом, как Девиер, да Анна Курляндская упросила его не трогать. Самое пикантное, как только Бестужев вынужден был уехать из Митавы в Петербург, его место в постели герцогини занял 'конюх' Бирон.
- Да Бестужев старый совсем! Неужто он любовник Анькин? - засмеялась Елизавета.
- Старый - не старый, а все говорят, что еще тот кобель он! И дочка у него еще та стерва!
Дочка Бестужева, аграфена Волконская, до недавнего времени была душой небольшого кружка придворных лиц. Но несколько дней назад Волконская попала под арест. Что-то связанное с умершим австрийским послом Рабутиным или просто против Светлейшего интриговали. Вместе с княгиней теперь в опале мои бывшие учителя Маврин, чернокожий Абрам Ганнибал (тот самый любимый предок Александра Пушкина!) и кабинет-секретарь умершей императрицы Черкасов.
Тему опалы врагов Меншикова не стали развивать в его собственном доме. Никому не хотелось оказаться следующим в списке репрессированных. Перескочили на тему современной моды. Елизавета похвасталась новой прической в стиле рококо под названием 'неженка'. Семен Нарышкин, пришедший без обязательного парика, объяснял секреты своей прически 'а-ля Катогэн' в виде зачесанных назад волос, завязанных в хвостик черной лентой. Чтобы поддержать новую моду, спросил у Нарышкина имя парикмахера.
Незаметно перешли к обсуждению лошадей. Бутурлин доказывал, как хороши лошади липицианской породы из Вены, подошедший в нашу компанию Сергей Голицын хвалил андалузскую и лузитанскую породы. Другой новоприбывший, английский резидент Клавдий Рондо сообщил о ежегодных скачках в Ньюмаркете, где последние годы нет равных жеребцу Флейнт Чайндерсу и его сыну Блэйзу. Я расспросил об условиях скачек. Надо бы и в России устроить свой конезавод и скачки. Может удастся улучшить породу российской кавалерии, а то к Семилетней войне она выглядела бледновато по сравнению с рослыми и быстрыми лошадьми немцев. Как-то незаметно перешли на разговор по-английски, который знал Игорь Семенов пусть и вариант XXI века. Диалог с англичанином замер, когда я почувствовал тишину в зале. Даже в этом продвинутом обществе знание английского не было распространено по сравнению с знанием немецкого и французского языков.